210
Пустоши, Петергоф, 4 сентября, 10:18pm
Трупы, покрытые страшными язвами, с выеденными глазами. Скрючившиеся в пароксизме боли. Вздувшиеся белёсыми волдырями и расползающиеся кожаные части обмундирования. Трупы, покрытые страшными язвами... Я шёл, подставляя лицо мелкой мороси, а позади меня шла невысокая хрупкая девушка, которая режет металл, как масло, и убивает эффективнее чумы.
Убежище не пришлось искать долго – брошенных домов везде хватало. Зайдя в первую попавшуюся пятиэтажку, я поднялся по лестнице, проводя рукой по слезающей лохмотьями синей краске стены… Эта светло-синяя краска, коричневые рассохшиеся перила – стандартные здесь. Фанатики не погнались за нами – значит, боятся. Боятся – это правильно; с такими людьми можно разговаривать только на языке силы и страха. Да и, насколько я понял, они почти никогда не покидают своего поселения – само собой, чтобы не иметь ничего общего с «погрязшем в грехе миром».
– Кира, – я не оборачивался и смотрел в костёр, разведённый из кусков паркета, – Объясни мне сейчас две вещи. Первая – как можно быть такой бездушной и вторая – что это за оружие.
– Бездушной?
– Вначале Ангел – хорошо, он был смертельно болен, но это не повод. Потом – эта девчонка: думаешь, упыри её по головке погладят, когда увидят вместе с нами? Ещё и эти «твои методы»...
– Хорошо. – я просто спиной почувствовал, как сиу поджала губы. – Настоящая причина, по которой я хотела спасти девочку – это то, что я когда-то побывала в такой же ситуации на её месте, это всё. Прости, что я тебя использовала... я не смогла бы просто так уйти оттуда... Мои методы, которые ты отметил особым вниманием – это не секс, а именно гипноз. Феромоногипноз. Это к вопросу о моём оружии. Обернись.
Я обернулся – девчонка, всё ещё не приходившая в сознание, лежала на панцирной кровати, а Кира уже спустила верх комбинезона. Подняла и развела руки в стороны. Из запястий, влажно блеснув кислотой, выползли две костяные косы. В узких ладонях открылись отверстия, из которых выдвинулись головки не то стрел, не то шипов.
– С помощью псевдожабр я могу выплёвывать слизь-вирусоноситель; недалеко, но эффективно, учитывая мой индивидуальный иммунитет. Что тебя ещё интересует? Дублирующее сердце и печень? Строение глазных яблок? Что тебе ещё интересно в бездушном продукте биоинженерии?
Биоконструкт. Идеальное оружие, не регистрирующееся практически никакими из известных мне сканеров. ОРУЖИЕ. Они не имеют чувств, мыслей, памяти – только приказы. Биоконструкт столь же человечен, сколь человечен пистолет. «Но... она же вела себя как человек – неужели и это в ней заложено?!».
– Если ты хочешь убить меня, – голос сиу не дрожал, от чего бросало в дрожь меня, – Рекомендую целиться в голову. Поражение конечностей и торса неэффективны ввиду наличия медконтура бионаноботов и субдермальной брони.
– Кира... Прости меня за «бездушную». И, если ты ещё идёшь со мной, не говори больше, как робот, ладно? – я попытался улыбнуться, но улыбка выходила довольно жалкой.
Девушка вернула мне улыбку – такую же жалкую и дрожащую.
– У меня... у меня действительно нет памяти. Рейз, я и вправду оружие, понимаешь? – прошептала она, убирая лезвия и опуская руки.
Преодолевая какое-то внутреннее содрогание, присущее каждому натуральному человеку при виде конструкта – неважно, биологического или кибернетического, – я надел на Киру комбез. Какое-то время мы молча сидели друг напротив друга, взявшись за руки, как дети.
– Ты не оружие. – слова застревали в глотке, как сухой песок. – Ты куда более человек, чем я. – наконец-то я сказал то, что хотел сказать, и сразу стало легче и всё равно.
– Спасибо. Спасибо, Рейз. – Кира подняла голову и посмотрела на меня своими магическими кошачьими глазами. – Я работала со многими. В том числе и теми методами, о которых ты подумал. Я была телохранителем... с расширенными функциями. – кровь бросилась мне в лицо. – Мною по-разному пользовались, но все одинаково считали меня вещью. – почему-то мне было отвратительно слышать об этом – и во мне не было ревности, просто это было неправильно. – Потом я поняла, что есть только один путь наверх – я убила своего хозяина и сбежала. Меня подобрала Танец-с-призраками, и вот я здесь.
– И что?
– Просто я хотела, чтобы ты знал это.
– Ещё раз – прости меня. Я вёл себя совершенно по-дурацки. – я подкинул в костёр ещё пару половиц. – Раз уж сегодня день откровений, не скажешь, почему я?
– Не скажу. – на этот раз её улыбка была настоящей.
«Ведьма» после дозы противошокового пластыря и кириного «колдовства», то есть, введения наноботов, находилась в спокойном, глубоком сне. «Нужно ли ей просыпаться? Вне зависимости от наших мотивов... она просто пешка». Ангел. Жан-Поль. Теперь вот это лохматое создание в грязно-синих джинсах и «ковбойке». Я помотал головой, отчего она начала кружиться ещё сильнее.
– Рейз, поешь хоть немного. – сиу протянула мне палочку с насаженным на ней куском крысы. – Нельзя же постоянно на стимах сидеть.
Я покачал головой.
– Кусок в горло вообще не лезет. Слушай... – я задумался. – Как думаешь, если бы кто-нибудь взял и убил всех корпов, перебил бы на хер всё правительство – думаешь, жизнь стала бы лучше?
– Смотря что ты считаешь лучшим. – лицо Киры приняло загадочное выражение; судя по всему, её «лучше» радикально отличалось от моего.
– Жизнь без стритпанков, наркоты, всего этого дерьма по ТВ и прочего отстоя.
– Нет. Люди всю свою историю только и делали, что возвращались обратно в грязь и блевотину, из которой их вытаскивал очередной великий вождь или пророк. Если отобрать у них эту грязь, они моментально сотворят себе новую и будут возиться в ней, как опарыши. Хотя... – сиу невесело усмехнулась. – Если лишить людей правительства, возникнет анархия, хаос, глобальная война. Раньше говорили – «Анархия – мать порядка», но я не так давно поняла, насколько это верно... – в её глазах замелькали отблески костра – или это были отблески термоядерного пламени её мечты? – Ты знаешь, почему так быстро и жёстко был завершён послевоенный кризис? Точнее, для чего?
– Почему, по-твоему?
– По-моему? – девушка засмеялась, но мне от её смеха стало не по себе. – Глобальный кризис, глобальная война вскрыли бы этот мир, как нож хирурга вскрывает плоть, показав каждому, чего он стоит. Каждый стал бы истинным собой; мир постапокалипсиса был бы в тысячи раз более жестоким, но и в тысячи раз более правдивым, ведь правда есть наивысшая жестокость. – Кира встала и подошла к костру; в этот момент она почему-то напомнила мне какую-нибудь кельтскую богиню войны и смерти из старых отцовских книг. – Твой отец научил меня этому. Но люди в очередной раз отказались от ответственности и позволили загнать – нет, сами наперегонки рванулись в стойла.
– Ты ненавидишь людей.
– Я? Ненавижу? Биоконструкты не умеют ненавидеть, они лишь выполняют свою функцию. – казалось, мой вопрос разбередил что-то в сиу.
– И всё-таки ты ненавидишь их. – я и понимал, и боялся принять то, что она говорила.
С какой-то стороны это было верно, но насколько ужасны были эти слова! Я помню ужасы послевоенного времени – массовые самоубийства, людоедство, расстрелы, голод... К счастью, только лишь по рассказам. А что предлагает она? Довести всё до предела, влить человечеству в глотку концентрированный ужас...
Я укрыл девочку своей курткой – начинало холодать.
– Нет, Рейз, не ненавижу. Всего лишь отношусь к человечеству так, как оно того заслуживает. Пойми, главная ошибка нашего мира состоит в том, что в нём очень хорошо можно быть паразитом. Менеджером, клерком, журналистом и тому подобное – встроиться в систему, пересылая ничего не значащие файлы и существуя лишь в отведённых тебе рамках. Движенью вперёд не найти здесь опоры. Ты – атом; твоя смерть, как и твоя жизнь не значит ничего для системы, ты же без неё – ничто. Разве такое существо можно назвать человеком?
– Ну а нетраннеры? Даже хотя бы анархи и стритпанки...
– Это часть системы. – отрезала Кира. – Даже нетраннеры. – она виновато посмотрела в мою сторону. – Не обижайся, но это так. Вы очень хорошо встроились в систему: вроде бы «воюете против», а на самом деле – без существующего порядка вы не могли бы даже появиться. Вы – как и вор на улице, внешне – против, а на деле – ещё одна из клеток системы. Злой среди них, жалких и злых, ты в той же стае мчишь по кругу. – пропела сиу.
Её прохладная ладошка коснулась моей щеки, поворачивая меня лицом к её лицу.
– Сейчас ты начинаешь понимать, что такое быть человеком. Сейчас я должна предложить тебе повернуть обратно – так сказала мне Танец-с-призраками. – было видно, что девушке этот приказ не доставил удовольствия. – Ты сделаешь пластику, поменяешь LDL, срастишь нервы.
– Нет. – шаг в пропасть.
– Я предложу ещё один раз. – лицо Киры было рядом с моим, и я снова различил мельчайшие зеленовато-коричневые крапинки в янтарных озёрах её глаз.
– Нет. – слова с трудом выталкиваются из горла, как камни из сухого колодца.
Её руки пахли кровью и смертью, а губы почему-то – жасмином.
– Ты выбрал смерть, Рейз. Теперь, чтобы свернуть с пути, тебе придётся убить меня – или я убью тебя. – прошептала она, щекоча волосами моё ухо. – А ты знаешь, что убить меня достаточно сложно… в отличие от тебя.
– Кто ты такая? Кто ты такая, чёрт побери? – я чувствовал, что двумя словами только что перевернул весь свой уютный мир, где всё было разложено хоть по кривым-косым, но полочкам.
– Я – та, кто идёт впереди тебя, чтобы уступить тебе дорогу. – девушка не сильно, но чувствительно укусила меня за мочку уха и прижалась ко мне. – Знаешь, что такое наша дорога? Это дорога к эшафоту, эшафоту бессмертия. И это чертовски возбуждает. – Кира отстранилась и уселась на своё место.
Я же остался смотреть в огонь и продолжать не понимать ровным счётом ничего, кроме того, что точка невозвращения не то что пройдена, а осталась далеко позади. Если бы я не знал, что Кира – биоконструкт, я бы подумал, что она находится под какой-то наркотой, но каждый биоконструкт был полностью невосприимчив даже к алкоголю и кофеину. Сумасшествие и психозы были нередким следствием небиологических имплантов, но бионики не были киберами – все их импланты выращивались из их же клеток. Кажется, я понемногу начинал понимать, о чём она говорит, но это понимание было сродни взлому среди «Тумана» – системы отвлекающих программ, когда ты среди тысяч ложных ходов должен нащупать один-единственный верный.
Комментариев нет:
Отправить комментарий