Чёрно-белые дни: А0

<<< Чёрно-белые дни: 10 (http://kreslav.livejournal.com/845709.html).
<<< Чёрно-белые дни: 20 (http://kreslav.livejournal.com/846480.html).
<<< Чёрно-белые дни: 30 (http://kreslav.livejournal.com/849656.html).
<<< Чёрно-белые дни: 40 (http://kreslav.livejournal.com/851347.html).
<<< Чёрно-белые дни: 50 (http://kreslav.livejournal.com/853874.html).
<<< Чёрно-белые дни: 60 (http://kreslav.livejournal.com/855479.html).
<<< Чёрно-белые дни: 70 (http://kreslav.livejournal.com/856266.html).
<<< Чёрно-белые дни: 80 (http://kreslav.livejournal.com/859285.html).
<<< Чёрно-белые дни: 90 (http://kreslav.livejournal.com/860318.html).

A0

Город, Нижний уровень, 6:40pm

«Приходи в 19:00 в Приют.» — пришла мне смс-ка — конечно же, от Жанны. Скажем так: это было предложение, от которого было невозможно отказаться, особенно учитывая то, сколько раз я зависал у неё — и как клиент, и просто как гость. «Сейчас буду.» — отстучал я. Зачем обижать девушку отказом? В «Последнем Приюте» как всегда толклись всяческого рода тёмные личности, некоторых из которых я хорошо знал и с ещё большим количеством — когда-то работал. Вот сидит за стойкой длинный бегун по прозвищу Пудсала — на пару мы сломали не одну систему; почти у входа сидит девушка с длинными чёрными волосами и тяжёлыми «серебряными» украшениями, маскирующими микрочипы и софты — Зип, широко известная в узких журналистка. За столиком у стены сидит в неизменном серо-стальном пиджаке Штопор вместе с негром, которого звали Ялтинец. Что примечательно, Ялтинец никогда в жизни не был даже рядом с Ялтой и, кажется, не знал, где это; к тому же, он приходился голубоглазому блондину Штопору сводным братом. Братья торговали наркотой — это Ялтинец — и взрывчаткой — это уже Штопор. Рядом с ними махал мне киберрукой уже подвыпивший соло Потап — во второй — органической — руке была мёртвой хваткой зажата бутылка «Путинки» (хоть какая-то польза от Гаранта).
— Привет, Зип! — девушка заметила меня раньше, чем я к ней подошёл.
— Рейзик! — журналистка с восторгом обняла меня и чмокнула в щёку. — Сегодня не протолкнуться, да?
— Ага. — я взял её за руку и потащил к Потапу. — Работаешь?
— Неа, отдыхаю. На работе проблемы, но — хер с ними!
— Здорово, Потап! — прокричал я сквозь рёв Nordglanz (у Жан-Поля играла только классика). — Что обмываем?
— Вернулся с задания! — соло хлебнул из горлышка и я задумался: а не кибернетический ли у него желудок. — Заштопался в паре мест и сразу же сюда.
— Свой попа заштопаль? — хохотнул подсевший Ялтинец.
— Себе заштопай, Мумба-Юмба! — беззлобно отшутился Потап, наливая ему водки.
Зип, не найдя свободного стула, села ко мне на колени, закинув ноги, обтянутые кожаными штанами — чёрными, сабо собой — на стол. Я знал, что под штанами и жилеткой — свитер, а некоторые зоны у журналистки усилены «дюрексом» — это не считая «берсерка», но приставать к ней не стал не по этой причине. Зип росла в моём дворе и была младше меня на шесть лет, так что для нас с Потапом она была как младшая сестра.
— Здрав будь, чёрный брат! — я безмятежно поднял потапово пиво и тому пришлось пить водку, не запивая.
— Твой здоровье, белий брат! — чокнулся со мной негр; пару месяцев назад я вытащил его из серьёзной засады, так что потомок любителей пальм обещал мне пожизненную благодарность.
За стимы, гад, драл по-прежнему.
— Твоё здоровье, братишка! — Зип тоже чёкнулась с Ялтинцем; после того, как она под «берсерком» сломала тому три ребра, негр проникся к девушке необычайным уважением и перестал бросать на неё масляным взгляды.
— Здорово, пацаны. Я слышал, тут на двенадцатой была неслабая заварушка. — Штопор нёс с собой четыре кружки пива, радостно отсвечивая титановыми зубами — он их вставил после того, как потерял почти полностью обе челюсти в результате взрыва.
После этого его и прозвали Штопором — за то, что открывал бутылки зубами; сам же Штопор утверждал, что это прозвище появилось исключительно из-за его колоссального успеха у женщин. Злые языки, впрочем, твердили, что Штопору оторвало тем взрывом не только челюсть.
— Садись, Штопор, хуй с ней, с заварушкой. — мои слова заглушил взрыв аплодисментов.
Жанна, сексуально потягиваясь, вышла на сцену. Лампы под потолком погасли, работали лишь красные светильники на сцене, да нагнетатели тумана. Блестящие шнурованые сапоги на высокой платформе, чулки, чёрная кружевная юбка, белый корсет на шнуровке... Жанна никогда не была похожа на прочих стриптизёрш и за это полный зал соло, бегунов, бродяг, резчиков и толкачей — одним словом, отчаянных парней и девушек — бурно выражал свою радость.
— Пиздец, ты только посмотри! – восторженно прокричал мне Штопор.
Из приличного кроме застиранной армейской формы на нём был только тот самый серый пиджак, но я не сомневался, что на его денежном чипе специально отложено на сегодняшнюю ночь и я даже знал, с кем. Жанна кошкой извивалась на помосте, но к шесту пока не подходила.
— Отличные ножки! — поддержала общий настрой Зип, будучи чуждой типично женской зависти настолько, насколько это вообще возможно. — И попка суперская, да Рейз? — крикнула она мне в ухо. — Сразу видно, что никакой бионики!
— Слушай, Рейз, – сквозь толпу к нашему столику пробился Пудсала, в котором этого сала было от силы полкило, – Угости пивом, а то Крикс больше в долг не отпускает? Вон, у меня чипсы есть...
Штопор, не говоря ни слова, подвинул к нему кружку и так же на ощупь отнял пакет с чипсами.
— Садис и не мешай, брат. – проникновенно предупредил Ялтинец.
От быстрых движений и так не длинная юбочка Жанны задиралась ещё выше, демонстрируя кокетливо мелькавшие стринги. Я молча глотнул пива и заметил, что в зале стало гораздо тише — Жанне старались не мешать, так как её здесь не только знали, но и любили — один раз двое соло приняли в два же ствола богатого яппи, решившего, что ему по праву рождения на Крыше можно больше, чем простому смертному. Яппи жестоко ошибся, но извиниться уже не мог.
— Вот это попа! – откомментил Потап; он, пожалуй, один из нашей компании спокойно пил и ел. – Но водка с пивом и жратвой лучше!
— Потап, в тебе нет места высоким чувствам! – оскорблённо возразил Пудсала.
— Это точно. Совсем нет. – грустно признался соло, терзая зубами жилистый кусок. – Во мне и для выпивки-то немного место осталось.
В Зип места прекрасному было и того меньше, так как по заалевшим щёчкам и приоткрытому ротику было видно, что Жанна возбудила в журналистке отнюдь не профессиональный интерес. Тем временем Жанна одним движением выдернула шнурок из люверсов корсета — само собой, под ним не было ровно ничего, кроме самой Жанны — ни миллиметра синтоплоти — и сияющих во мгновенно наступившей темноте люмтату. Через какое-то время два неярких софита осветили фигуру стриптизёрши — она была уже в одних сапогах и чулках, а невидимые доселе тату, переливаясь в ультрафиолете, чётко обрисовывали контур фигуры и в то же время превращали девушку в какое-то неземное существо.

Вспыхнул свет, зал заполнил крик, вой, топот, грохот кулаков и кружек по столам.
— Я лублу тебьа! – заявлял всему «Приюту» забравшийся на столик Ялтинец. — Чорная братва лубит тебьа!
— Слезь, гуталин ебучий! – Штопор, не отрывая взгляд, пытался сдёрнуть старшего брата вниз.
— Жанна! Ты лучше всех! – Пудсала попытался пробиться к сцене, но упал от выпитого не выходя из-за стола.
— Не умеете вы пить, очкарики. – невнятно пробубнил Потап и рухнул лицом в пустую тарелку.

 

Вечер подходил к концу, а у меня всё ещё не было ни одной идеи относительно того, где же мне искать Киру. В письме было всё настолько запутано, что через него выйти на «сиу» было невозможно. Присев на скамейку, я стал вспоминать всё, что я знаю про котов. Кроме того, что они орут на крышах, почему-то ничего в голову не лезло. Стоп. Крыши. Я рывком поднялся: здание «Газпрома» в центре города и ресторан на пятидесятом, последнем этаже, с выходом на крышу! Так как деньги ещё оставались, да и время поджимало, я поймал ховер-такси – оно тут же предупредило, чтобы я не вздумал пользоваться своими софтами,– и мы взлетели над Городом. C высоты Город был так мучительно и сладостно похож на Сеть: огоньки машин – как потоки информации, здания – как сервера, большие и маленькие… картина не могла не завораживать. И посередине возвышался обелиск из стекла из стали. «Чёрт, как жаль... как жаль, что сейчас ночь, а то увидел бы Солнце... хотя бы раз». Я автоматически поднёс руку к «серёжке» и, не успел я коснуться пальцем аудио-чипа, как он активизировался, повинуясь нейронному импульсу. «This is making me crazy These black clouds following me So I look for signs of light But rarely I see them...». Интересно: ведь у меня нет никакого эмо, чтобы «серёжка» могла считать моё настроение — тогда почему каждый раз чип выбирает музыку как нельзя более точно подходящую к ситуации?..

Подлетев к крыше, такси открыло двери, и я вышел наружу. Ветер дул довольно сильно, так что я поспешил застегнуть куртку. Кроме нескольких веселящихся парней и девушек — явно эффективные менеджеры — на крыше никого не было; человечская масса сияла и переливалась эмо и люмтату. У одной из яппи я заметил на руках толстого рыжего кота и, не удержавшись, навёл фокус. «Ффух, киборг». Увидеть живого кота — не киборга и не биоконструкта в Городе было бы куда более удивительно, чем живого Христа или Будду.
– Красивая будет ночь, верно? – раздался сзади знакомый мягкий голос.
Я даже не удивился тому, что Кира опять подобралась ко мне совершенно незаметно.
– Да, наверное. Я редко смотрю на звезды. Чаще на виртуальные. – позволив себе обернуться, я отметил, что на ней всё тот же чёрный кожаный комбинезон, сквозь декоративные вырезы которого металлически просвечивало плетение кевларового «свитера», только волосы не уложены в две косы, а распущены.
Серебристо-стальная волна чертовски шла и к её узкому кошачьему личику, и к худенькой фигурке, различимой даже под многослойной бронёй – вскользь отметило моё подсознание. Кира прошла к свободному столику и жестом пригласила меня сесть рядом; особого внимания к себе мы не привлекали — некоторые посетители были одеты нарочито «просто», хотя их «просто» вполне могло стоить дороже моей квартиры.
– Танец-с-призраками сказала мне поговорить с тобой.
– О чем?
– О тебе. О жизни. О том, как ты смотришь на нее.
– О жизни я тебе могу сказать только одно: я нахожусь между двух корпораций, а у меня есть кое-что, закрытое Чёрным Льдом. А я ещё сегодня я должен ломать с засвеченной деки.
– Не бойся. – Кира отпила вина. – Пока наш разговор не окончен, ты под моей охраной.
Я потер рукой лоб – не каждый день с тобой хочет поговорить о жизни незнакомая девушка (причем, явно – не проповедник) из террористической организации, информация о которой лежит отнюдь не в открытом доступе. Впрочем, она ведь спасла мне жизнь…
– О чем ты сейчас думаешь?
– Странно всё это. Ночь, небо без дождя, звёзды. Кажется, что они так близко, а на самом деле они невероятно далеко…
– Главное – не перепутать звезды с их отражением в глади пруда. – Кира улыбнулась уголками губ.
– Может быть, там, – я отхлебнул вина и показал вврх, – И есть отражение? А настоящие звезды как раз рядом с нами?
– Может быть и так. Тогда достать их легче, чем представлялось раньше. И не надо стремиться к недостижимому. – её губы раздвинулись, обнажив четыре острых клычка.

 

Вот так вот мы сидели под выключенным защитным экраном, смотрели на звёзды на поразительно ярко-синем небе и разговаривали. Ни о чем – как казалось тогда, – и одновременно обо всём – как оказалось позже. Эта была просто беседа между двумя людьми, которым совершенно нечего было скрывать. Я чувствовал, что её интерес к беседе заключается не только в таинственном задании – у меня-то есть чутье на такие вещи.
– Мне пора делать дело. – я виновато посмотрел на часы.
– Ты можешь здесь? Мне не хочется уходить.
– Да, конечно.
Активизирую «серёжку». Я не знаю, чью систему буду потрошить – только LDL, но мне этого было достаточно. Как патроны в обойму, вставляю софты в наружный модуль – среди них, конечно же, и мой «Мотылёк». Короткая агония соединения – и меня уже здесь нет. Точнее, я здесь, а весь мир исчезает для меня. Я бесконечно падаю сквозь мириады символов… «Confession of depression This life I'm second-guessing Like ashes to ashes».

При работе через нейрошунт так и должно было быть. Мозг превращает потоки данных в зрительные и слуховые образы. Если бы я ломал как встарь, то увидел бы только бесконечные потоки цифр, из которых предстояло бы выделить что-то полезное. Софт-модуль подбирает пароль, и я вижу его, входящий ярким пламенем в нагромождение полупрозрачных сфер – защитных систем. Эти зрительные ассоциации зачастую не имеют никакого смысла, но в этом потоке образов и ассоциаций всё-таки находится нечто важное. Они помогают бегуну почувствовать на уровне подсознания, интуиции правильную последовательность действий. В этих причудливых всполохах цветов можно угадать правильное направление; там, за пределами разумного, ассоциация превращалась в разгаданное слово кода, в «нащупанную» брешь в защите, указание на верный путь. И ещё одно, что что делает человека netrunner’ом, бегущим-по-сети: человеческий мозг работает в тысячи раз быстрее любого процессора.

А вот и мой мотылёк – действительно, призрачный мотылёк влетает прямо между хищных призм антивируса и скукоживается позади них, в сердце деки. Меня антивирус не трогает – я как военноначальник, что, стоя на холме, посылает в бой солдат. Крошечная куколка начинает расти, набухать – скоро она лопнет невыносимо прекрасным цветком, из которго родится он. Вирус. Но только я этого ждать не буду, мне пора уходить. С сожалением оглянувшись, я вышел…

…и упал на пол, сметенный Кирой со стула; над нашими головами прозвучала автоматная очередь. Вокруг крыши носились туда-сюда легкие флаеры, с которых палили налётчики; в воздухе воняло отработаным реактивным топливом. Я знал, что у них мало времени до прилёта охраны; они тоже это знали и старались как можно быстрее опустошить магазины. К счастью, столик был сделан из прочных материалов и стоял в самом углу – между бортиком и стеной, так что у нас была относительно надёжная защита от пуль и осколков, несмотря на то, что он и трещал при каждом попадании. Один из флаеров лежал на борту, а пистолет-пулемёт его седока уже перекочевал в руки Киры.
– Кира, – мой разум обрел непривычную четкость осознания действий, – Беги, я прикрою тебя.
– Это я должна защищать тебя. – она и сейчас оставалась такой же невозмутимой и хладнокровной.
– Плевать на это. Сейчас я высунусь и прикрою тебя, а ты побежишь к лифтам. – не оставляя «чёрной кошке» ни секунды на размышления, я выглянул из-за столика и открыл огонь по ближайшему флаеру с нарисованным на борту пауком; тут же стену вокруг меня изрешетили пули, а из столешницы вырвало большой кусок.
Да, целесообразность не была чужда сиу, так как она действительно сразу же бросилась к выходу, на ходу стреляя – её выстрелы были куда более успешнее моих. Заметив, что Кира присела за колонной, я опять выстрелил несколько раз в пикирующий флаер – судя по крику и последовавшему за ним грохоту, я попал в пилота.
– Давай сюда! – крикнула Кира мне, целясь из-за колонны.
И я дал. Я дал. Петляя, как заяц и стреляя во всё стороны сразу, я почти добежал до девушки, как всё перекрыл рев турбин двухместного флаера, пикирующего на нас. Меня налетчик в люльке точно не видел, зато он видел Киру, которая в тот момент перезаряжала свой «Кедр». Каким-то невероятным броском я ринулся к ней, толкнул в бок – арбалетный болт ударил меня в ключицу так, что в глазах потемнело, – и мы упали на каменный пол. Вой сирен свидетельствовал о том, что на подходе милиция, так что налетчики в спешке стали разворачивать свои аппараты…
– Кира, ты в порядке? – прохрипел я, правой рукой поддерживая левую – опять левую! – руку. – Кира! Кииииира! — мои слова заглушили грохот пулемётов двух полицейских ховеров.
Она умирала. Она лежала на полу в быстро увеличивающейся луже крови, вытекающей из пробитой болтом груди. Болт ударил точно посередине. Время словно остановилось: вокруг сновали менты, санитары, приземлялись и улетали машины «Травма-Тим», уносили убитых, а я всё так же стоял, придерживая раненую руку, над девушкой, с которой был знаком всёго лишь один вечер, и мы смотрели друг другу в глаза.
– Жизнь – это странная штука, правда? – сказала она, и затем её глаза закрылись.
– Гражданин, вы ранены. – рядом со мной остановился санитар. – Пройдемте в машину! Гражданин, вы слышите меня? Он в шоке. – я слышал их слова, но время словно остановилось во мне.

У меня вынули из сведенной судорогой руки пистолет, поставили на предохранитель, положили его в пластиковый пакет, в другой аккуратно положили деку – чтобы потом отдать мне. Довели до ощетиневшиейся спаренной пушкой и пулеметом медицинской AV-4; снизу пару раз басовито рыкнул автопушками ОМОН-овский «Каратель». Вкололи противошоковое, заживляющих наноботов – не забыв снять с моего чипа евро, конечно, – сцепили степлером и залили спреем дырку в плече. Вдруг я, словно очнувшись от долгого сна, вырвался из рук медиков и подбежал к Кире, которую уже уносили на носилках; осторожно открепил от пояса ножны с монолезвием и побрел к машине.

***

Я зверски обдолбался «бустом» и сейчас молотил кулаками по стенам «гроба» и орал в неугасимой ярости. Мне было наплевать на то, что не так давно меня чистили – оказалось, зря. Я клялся найти того панка, который руководил налетом и вот этим самым ножом разрезать его на мелкие части – долго, очень долго, чтобы он прочувствовал каждый нанометр боли! Я оглашал этаж отеля своими завываниями и проклятиями всём и всему, я орал Богу, что он засиделся на своих небесах, и пора бы ему уже спуститься, чтобы я намотал его кишки на этот клинок. Кажется, несколько раз в стены стучали, требуя тишины; один раз кто-то начал ломиться в дверь, но после того, как я открыл – с обнаженным ножом и пистолетом в другой руке, меня наконец-то предоставили самому себе. Точнее, моему воспалённому мозгу.

Это всё очень странно… мы виделись всёго лишь второй раз в жизни, но она оказалась чертовски близка мне. Может быть, дело в том, что она, даже иногда не понимая, искренне пыталась выслушать меня, не осудив априори? Может быть потому, что я мог её выслушать? Не знаю.

 

Врубаю «серёжку» – стараюсь ломать под музыку. Первый трек – Nordglanz / Volkischer Schwarzmetall. Хорошая примета, самое то, что надо. Будете сейчас грузить чугуний. Сеть. Вот передо мной один из надсерверов центрального офиса «Газпрома», а именно, сервер, отвечающий за системы слежения здания. Аккуратно глажу его по поверхности – его программы молчат. Молчат и мои. Я аккуратно разворачиваю его тускло мерцающий куб – топология сабсети открыта. Я вижу всё камеры, детекторы движения; магнитные, объемные, газовые и ещё хер-знает-какие датчики, точечные оборонительные системы… так, а почему ни одна из хваленых разработок APEX не сработала? Приближаю сегмент крыши – здесь понятие крыши достаточно условно, так как сегмент может находиться где угодно, но он просто оказывается для меня вверху – передо мной встает нечто вроде полупрозрачной огненной стены. Ну да, простейший firewall, который легко обмануть, прикинувшись безобидным служебным пакетом данных. Итак, четыре шестиствольных 20-мм пушки были отданы на откуп соединенным через нейрошунт с компами слежения операторам; здесь неинтересно. Аккуратно подхожу к компу слежения – всё датчики работаю нормально, только… только кто-то стёр часть памяти, отвечающую за образы возможных целей. Конечно, сразу бросилась в глаза попытка замаскировать стирание применением «Каскада» – чтобы свалить вину на защитный софт, – но я вижу, что здесь сработал не вирус, а человек. Человек, получивший доступ к интерфейсу надсервера, ибо компы сабсети были его лишены.

На секунду отключаюсь, оставляя на лице шлем, чтобы принять ещё одну дозу «буста». Глянув на часы под эпидермисом запястья и поняв, что проработал уже часов пять, прикладываю к коже небольшой кожный диск со стимом (на этот раз не фенамин, а кофеин) – сердце тот час же гулко застучало прямо в уши, стало жарко. Я срываю с себя футболку, кидаю на маты, заменяющие в гробах кровать. И снова вхожу.

Вот оно – ядро надсервера, его сердце, подёрнутое мутной дымкой. Двигаюсь к нему, осторожно выставив вперед щупальца защитных и сигнальных программ, готовый ко всему. Мои софты пока что не задействованы – нечего светиться раньше времени, но, словно по «звоночку» интуиции, я запускаю «Бульдог» – и чертовски вовремя, ибо я вступил в зону, где всё пакеты очень тщательно просвечивались… чем? кем? Подключенная в меня «Мышка» выглядит как клубок, ниточка которого остается в моей руке: клубочек шерсти, быстро разматываясь, погружается в глубины ядра – ассоциация подходящая, я даже вижу мерную пульсацию этого тёмного тумана. Пока софт собирает нужные данные о том, что происходи внутри, я запускаю совершенно безвредного в данной ситуации червя. Программка начинает подтачивать зеркальные стены надсервера, и в ту же секунду «Бульдог» предупреждает меня о том, что её накрыли, и кто-то пробирается ко мне. Я моментально сбрасываю программу и затаиваюсь, слежу за восходящими и нисходящими потоками данных. Там, внутри, мне противостоит человек, я знаю это. Вытянутый обратно клубок подтверждает мою догадку.

Я обхожу сердце по спирали, шаг за шагом приближаясь к самому дну – прыгая из одного потока в другой, чтобы тот, кто на той стороне, не успел вычислить меня. А конец – рывок мимо сдвигающихся зеркал, и я внутри. Я внутри тебя, корпа. Ты узнаешь это потом — ещё нескоро зашевелятся твои пиджаки-лейкоциты. Разворачиваю логи – как всегда они лежат в наименее защищённой части. Так и есть, незадолго до налёта кто-то соединялся отсюда с тем компом слежения и стёр часть памяти. Но заходил не с интерефейса, а, подключившись со своей деки напрямую, нахально пропалив свой LDL.

<<< Чёрно-белые дни: Глоссарий (http://kreslav.livejournal.com/854908.html).